Баба Нюра всю свою жизнь прожила в деревне «Большие гуси». Здесь она родилась, здесь выросла, вышла замуж, родила и воспитала дочерей. Здесь она и состарилась. Бабе Нюре стукнуло девяносто два года, но до последних дней она была в здравом уме и ясной памяти: работала в огороде, следила за порядком в доме, нянчила внуков и правнуков.
Но человеческая жизнь, увы, не бесконечна, каким бы выносливым не был человек. Баба Нюра почуяла приближение смерти. Она уже не выходила на улицу, не сидела на лавочке, в ожидании автомагазина, чтобы занять очередь. Баба Нюра облюбовала уютное кресло, недавно купленное дочерью в городе, в большом мебельном магазине. Кресло, глубокое, широченное, мягкое и шелковистое на ощупь, очень Нюре понравилось. Ухнешь в его податливую глубину – хорошо! Можно телевизор посмотреть, а можно и подремать. Баба Нюра так и делала: попросит включить ей канал про путешественников, и сидит часами.
Дочь Вера, сама уже в почтенных годах, никому не могла объяснить, с чего это Нюра так запала на туристический канал. Она, в отличие от матери, мало-мало, страну повидала: и Ленинград видела, и в Сочи по профсоюзной путевке отдохнула, и в Вологде, у родителей покойного мужа Гриши гостила.
— Наверное, захотелось маме сменить обстановку. Ну что это? Все время в деревне, с ума сойти можно! – говорила она.
Баба Нюра напоминала себе старое дерево, прочно вросшее корнями в землю. Вот она дышит, дает плоды, мерзнет зимой и радуется весне, но никогда не стронется с места. Странно, но раньше она даже не задумывалась об этом. Некогда было задумываться. С детства она только и помнила: труд, труд, труд под огненными буквами писанными лозунгами на кумачовых материях. Столько рубах можно было нашить – всех парней и девок обрядить в красные рубахи. И золотыми кисточками подпоясать – краше не было бы деревни!
Но этот материал, щедро выписываемый справедливым государством на знамена, для шитья одежи не полагался. В лучшем случае – простенький ситчик, а то и домотканный небеленый лен. И обувка – пара на всю семью. В школу бегали босиком до самых морозов, а зимами на печи сидели, и пока строгая учительница Ирина Васильевна, деревенский царь и Бог, не явилась к мамке с тятей в дом и не отругала их прямо при детях, пригрозив тюрьмой «за вредительство».
— Я вас привлеку за отлынивание от святого для каждого советского человека дела – просвещения! Учение – свет! А вы детей в школу не пускаете! – Ирина Васильевна сыпала звонкими, совершенно непонятными фразами, рубила с плеча, и тоненькие ноздри ее хищно раздувались при этом, — я Сталину напишу!
Волшебное слово «Сталин» подействовало на тятю магически. Он продал телку, упросил председателя дать ему лошаденку и на целых три дня пропал в районном городе. Вернулся мрачнее тучи. На телку надеялись: старая корова в нынешнем году стала яловой, и молодую телушку собирались оставить при себе. А теперь молока не будет. Зато удалось купить три пары ботинок и рулон сатина. Мать, всплакнув, уселась за шитье рубашек для братьев и платья для Нюрки, мелочи пузатой – какая ей школа?
— А такая, — рычал отец, — Семь лет исполнилось. Надо в школу идти! А то ведь, — он перекрестился на образа, — мигом загремим…
И Нюра пошла в школу. Ирина Васильевна внедряла в головы учеников патриотические мысли о великой цели каждого советского гражданина – служению Родине! Учила грамоте и счету. Читала стихи. Водила указкой по разноцветной карте СССР. Дети смотрели на карту и ничего такого не чувствовали: карта с кляксой, похожей на бегущую лошадь: тут Москва, а там Магадан. Тут Крым, а тут Камчатка. А посередине – Уральские горы.
— А мы с вами – тут, — говорила учительница и вела указкой в самый крайний верхний, левый угол карты.
И Нюре было немного обидно – загнали их в какую-то тьмутаракань.
— А сколько отсюдова до Ленинграда? – робко спросила она.
— Отсюда до Ленинграда совсем недалеко, — ответила учительница, — триста километров. На поезде ехать десять часов.
— А на лошади? – крикнул кто-то из класса.
— Десять дней без остановок! – Ирина Васильевна убила всех наповал.
Поезд никого не удивил: что такое поезд? Абстрактная величина. Фантом! А вот путешествие на лошади поразило всех до глубины души. На переменке все сгрудились около карты и посчитали «лошадьми» расстояние до самого Сахалина. И получилось столько… В общем, Нюра дар речи потеряла. Именно тогда она узнала, как огромна и обширна их великая, необъятная Родина! У нее появилась заветная мечта – увидеть СССР целиком, вдоль и поперек! Ведь правильно в песне говорили: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!»
Но мечте не суждено было сбыться. Сначала Нюра была слишком маленькой, а родителям – не до поездок: колхоз, работа, дом, дети, налоги… Да и не выпускали из колхоза. Паспортов-то нет! А потом началась война: тятю и старшего брата прибрала на Волховский фронт, а маме, средненькому Васе и Нюре пришлось вкалывать, чтобы бойцы Красной Армии ни в чем не нуждались. Чтобы победили врага и вернулись не к бурьяну, а к сохраненному хозяйству.
Далекий Ленинград умирал от голода, не такой далекий Тихвин загибался в оккупации, и Нюра наравне с взрослыми женщинами зарабатывала свой первый недуг, стоя по пояс в ледяной воде на сплавных работах. Потом тащила на себе дом, оставленный мамой – сломили маму две серых похоронки на мужа и сына. Вася, слава богу, выправился в рослого парня и впрягся хозяином в вечную крестьянскую работу, женившись на самой раскрасавице, хоть как-то развязав руки Нюре.
После победы надо было восстанавливать народное хозяйство. А потом Нюру подхватил Коля, единственный «целый» мужик, вернувшийся домой, целый из двух сотен, ушедших на войну. Нюра тайно возблагодарила Бога, что дал ей баскую внешность и хорошую славу трудовой девки. Не зря ее Коля выбрал. Детки посыпались. Хозяйство, работа в колхозе – какие уж путешествия? Коля оказался строгим и взыскательным мужем – в лес без разрешения не сбегаешь, не то что в Ленинград…
А потом… А потом катилась жизнь колобком: то одно, то другое… Так получилось, что бабе Нюре даже в районную больнице лечиться не пришлось: закаленная трудом, ни разу не болела. А ревматизм, заработанный на сплаве, за болезнь не считала – лечилась сама, лекарства-то под ногами растут, а барсучье сало и пчелиный яд у каждой хозяйки имелся.
Дорога уходила под горку, вокруг вместо елей и сосен, с годами выросли дома, с годами разрушились, брошенные хозяевами, и опять на их месте высились ели и сосны, да одичалые яблони доживали свой век. Умер от старых ран Николай, навеки поселившийся в податливой песчаной почве тихого деревенского кладбища. Обженились сыновья, выскочили замуж дочери – все разъехались по городам. К ним не отправишься – огород, скотина, дела, зато взрослые дети исправно, каждое лето поставляли внучат на каникулы. Выросли и внучата, и уже они, в свою очередь, привозили своих детей – вечный круговорот бытия вокруг незыблемого столпа – бабы Нюры, казавшейся бессмертной.
Лет двадцать назад вернулась из города овдовевшая доченька Татьяна, освободив квартиру для сына и невестки. Баба Нюра, вздохнув облегченно, приняла ее с радостью. И вот уже непонятно: где мать, а где дочь – возраст сравнял обеих. Годики скакали, как секундочки: два десятка унесли, забрав с собой всех родных деток, оставив Нюре одну Таню, зато десяток внуков и правнуков подарив. Баба Нюра за это Богу была благодарна. Только одно печалило – кроме деревни ничего она в этой жизни не видела. А просить внуков отвезти ее хотя бы в Ленинград – стеснялась. Скажут еще: «Дура старая! Мухоморка! Ладанка – сиди дома, а то рассыпешься!»
Вот она и сидела, полюбив до одури передачу, где молодые люди запросто, летали по всему миру на самолете. А сколько в мире всего интересного, и словами не передать! Высоченные горы, глубокие моря и реки! И красота какая! Телевизор запаха не передает, а Нюра чувствует медвяной аромат алтайских лугов, холодный воздух Якутии спирает дыхание в легких, а жаркое астраханское солнце напитывает сахарным соком полосатые бока здоровенных арбузов на бахче… Напутешествуется баба Нюра вдоволь, вздремнет немного, и опять –«в путь»!
А недавно Коля, муж, во сне пришел. Строго брови соболиные сдвинув, приказал Нюре готовить смертное – пора уже, пора, засиделась Нюра в удобном кресле, заленилась, бессовестная.
Автор: Анна Лебедева
Канал Фантазии на тему